А.Папченко

Колыбельная для моей звездочки

Аленка появилась как всегда бесшумно. Виновато посапывая, она несколько раз прокатилась за спиной работающего Леся, пытаясь привлечь к себе внимание. Плутовская улыбка на ее лице лучше всяких слов говорила, что работать Лесю сегодня больше не дадут. И он сдался на милость победителя – отодвинул на край стола стопку исписанной бумаги, и потянувшись, отхлебнул из громадной чашки чая. Отхлебнул чая и облокотился о подоконник. Оранжевые пятна от заходящего солнца упали на его лицо, отчего оно враз стало бронзовым и каким-то чуть незнакомым. Словно вот вернулся из дальних странствий славный родной человек, безжалостно обветренный и прокопченный дымами костров. И нос вроде тот, ан нет, вот складка новая, и глаза как будто те же, да не те. Или просто морщин прибавилось у переносицы... И ты смотришь, и узнаешь, и не узнаешь.

Так сейчас Аленка смотрела на Леся, а Лесь смотрел в окно, и в комнате было тихо-тихо. Мириады невесомых пылинок плясали в солнечных лучах и уже больше не хотелось шевелиться, чтоб ни звуком, ни даже дыханием, не разрушить эту волшебную тишину.

– Па, ты думаешь о чем? – наконец спросила Аленка.

– Да вот... солнце садится, – шепотом ответил Лесь.

– Ложится...– поправила его шепотом Аленка.

– Ложится, – согласился Лесь.

– Куда?

– За леса, за луга.

– И за моря?

– И за моря...

– Да, – вздохнула печально Аленка, – и никогда не ляжет.

– Почему это? – оторвался Лесь от подоконника.

– Так земля ведь круглая.

– Рациональная... Это же ведь только так говорится...

– Что солнце встает и ложится?

Вдруг все растворилось вокруг. Вначале исчез потолок, затем стены и пол. Последними растаяли большие напольные часы.

– Это ты? – спросил Лесь.

– Я, – ответила просто Аленка.

– Могла бы пол оставить.

– Зачем?

– Действительно...

– А мама не узнает, – быстро проговорила Аленка, внимательно наблюдая за лицом Леся. – В конце концов, мы же с тобой взрослые люди. Правда?

– Взрослые-то взрослые...

– Ну па-а-а... Конечно мы ей расскажем, но только после? Хорошо?

– Ну, ладно, – согласился Лесь с сомнением в голосе. И они полетели.

Медленно поплыли над самой землей. Слабый, в этот вечерний час, ветер нес, покачивая, две серебристые пушинки над пшеничным полем. Или не серебристые, но это все равно... Так они плыли над пшеничным морем, а им вслед бежали пологие пшеничные волны. Их гребни о тихим шорохом затухали и вновь вспыхивали далеко впереди и катились-катились, может быть даже к самому солнцу, наполовину окунувшемуся за край земли. То колоски поудобнее укладывались на ночь... И кроме этого тихого шороха, да еще одинокого перепелиного "подь-полоть, подь-полоть", безмолвие царило над землей. И покой.

– А мы их догоним... – Аленка бросилась к волне, и, распахнув руки, ухватила волшебный мерцающий свет. Но тот испугавшись, ловко выскользнул из Аленкиных объятий и вспыхнул вновь, но уже далеко- далеко впереди.

– Дорога,– прошептала Аленка.

Действительно – поле разрезала дорога. Обыкновенная, проселочная. Вытянув руку, Аленка, принялась пальцем чертить на ней полосу. Тогда спасаясь от безжалостного Аленкиного пальца, дорога вдруг нырнула в неизвестно откуда взявшийся лес. И побыстрее распалась на десятки маленьких, поросших мятликом и разным бурьяном, дорожек. Или не дорожек, а тропинок, но это все равно...

– Какая недотрога, – обиделась было Аленка на дорогу, но тут же забыла о ней, так все таинственно было вокруг. Устоявшиеся запахи прелой листвы и смолистый сосновый дух, окутали Аленку и Леся с головы до ног, словно они окунулись в другой таинственный мир. И тишина здесь была своя особенная, какая-то загадочная. Может быть от того, что стволы деревьев и листва сузили пространство, не позволяя видеть что делается там, за ними. А что-то делалось, потому что, время от времени, оттуда, из глубины леса, доносились неизвестно кому принадлежащие шорохи, какое-то попискивание и даже будто чьи-то шаги. К тому же, здесь, внизу, – уже почти совсем стемнело, и лишь запрокинув голову, можно было видеть золотящиеся верхушки берез и сосен.

Однако что это? Впереди в колючих зарослях малины кто-то сидел. Сидел и шевелил ушами. Вот так дела...

– Кто это? – шепотом спросила Аленка.

Лесь пожал плечами и на всякий случай спрятался за ближайшую сосну.

– И молчит...

– Молчит, – выдохнул Лесь, осторожно выглядывая из-за ствола.

– Это... волк?

– M-м-м... Нет. He похоже. Скорее медведь... – предположил Лесь.

– Ага медведь! – фыркнула Аленка, – Да ты посмотри какие у медведя длинные уши. Тоже мне медведь. Ну? Подумай. Это... за... за... За-яц!

– Не может быть. Откуда здесь зайцы? 3айцы ведь в Африке. Охотятся на этих... на сусликов .Носят детишек в сумках...

Пo мере того как Лесь описывал зайца, у Аленки округлялись глаза. Казалось еще вот-вот и они выпадут, и блестящие, словно росинки, затеряются в траве.

– Ну, па... Ну...– от возмущения Аленка долго не могла подобрать слов, – Ты все перепутал. Это кенгуру носят своих детишек...– Аленка вдруг запнулась, и пристально вгляделась в лицо Лесю. – Да ты опять шутишь! Шутишь? Ну, хочешь, хочешь, я сейчас подойду и поглажу его? Хочешь? Подойду и поглажу.

Лесь растерянно огляделся и начал медленно сползать по стволу сосны вниз.

– Аленка, не делай этого .Я не переживу. От страха. Вот уже не пережил. Все. Я умер, – с этими словами Лесь отцепился от ствола и вытянулся в воздухе, раскинув руки и состроив печальную мину на лице.

– Ага, люди не умирают, – забыв про зайца, Аленка подлетела к Лесю и бесцеремонно потянула его за ногу.

– Умирают, еще как умирают...– проворчал "мертвый" Лесь, и для убедительности закрыл глаза.

– Ax, так! – нахмурилась Аленка, – Значит, умирают?! Ему, бедненькому, наверное просто спать захотелось. Вот он и разлегся. Засоня!

– Кто это засоня?! – вскочил Лесь, но Аленки уже не было.

Она стремительно уносилась вверх. Вспыхнув на солнце серебристой искоркой, она тут же растворилась в небесной синеве.

– Все равно, все равно, все равно...– Лесь потерянно огляделся и, заметив задремавшего зайца, неожиданно зло швырнул в него шишкой. – Кыш, собака!!

Заяц взмыл в воздух и исчез, словно его и не было никогда.

Еще какое-то время Лесь стоял неподвижно, прислушиваясь к чему то, затем встряхнувшись, медленно заскользил вверх.

Слившись с полем, растворился лес. На этой высоте, куда не залетали понапрасну птицы, еще вовсю светило солнце, а горизонт был чист и ясен. И лишь неподалеку от Леся расположилась маленькая тучка- облачко. Приблизившись к ней, Лесь проговорил, ни к кому не обращаясь:

– Если на всем таком большом – огромном небе всего одна маленькая тучка, то вот загадка-вопрос – где же мне искать непослушную дочь мою? А?

А из облака раздалось:

"Я Тучка, Тучка, Тучка,

А вовсе не медведь,

Ах, как приятно Тучке

По небу лететь!

Ах, в синем-синем небе

Порядок и уют -

Поэтому все Тучки

Так весело поют!"

– У Винни Пуха не было мамы...– заметил Лесь, – поэтому хоть он иногда и не вовремя возвращался домой, ему за это... Да. Ничего ему не было за это.

– Нам уже пора? Да? – вынырнула из облака Аленка.

– Почти да.

И они , взявшись за руки, начали тихо скользить вниз...

– А я знаю почему ты умер, – вдруг сказала Аленка. – Ну там, в лесу.

– Почему? – после некоторой паузы спросил Лесь.

– Просто ты не хотел, чтоб я шагала по земле. Да?

– Да...

– А я знаю почему ты не хотел, чтоб я...

– Почему? – прервал ее Лесь.

– А потому... Трава живая, – задумчиво проговорила Аленка, – и если на нее наступать... ей же больно будет.

– Будет, – согласился Лесь.

А там внизу, у земли, солнце уже село. И дали стали синими, и в этой синеве нет-нет да и вспыхнет огонек, и понять невозможно, то ли это звезда взошла в озере, то ли это костер, или окно дома. А вот если это костер, так у него лежит кто-то, и может быть не спит. Конечно не спит. Лежит он запрокинув голову и смотрит в небо. А если не у этого костра, то вон у того обязательно греется какой-нибудь охотник или путешественник... Лежит он и смотрит в небо. В небо, по которому летят две маленькие серебристые звездочки. Приятно ему слышать, как потрескивают сучья в костре, приятно думать, что земля вся насквозь живая и теплая... А над самым лицом лежащего, на шершавом острие травинки, переливается росинка. И в ней отражается и небо, и костер, и две серебристые звездочки в небе мерцают. И этот человек, конечно, счастливый...

Две серебристые звездочки скользнули за горизонт и исчезли, но земля ведь круглая...

Лесь взял уснувшую Аленку из кресла – каталки и осторожно переложил ее в постель. Укрыл одеялом и подойдя к окну распахнул створки рамы.

Мама где-то задержалась на работе. Вдалеке простучали колеса поезда. В комнату, на свет лампы, летели ночные бабочки и разные мотыльки. И бились о стекло абажура. Наступала ночь. В полях протяжно покрикивал перепел, замученный бессонницей. А может быть просто потерял свою прекрасную перепелиху в густосплетении трав, и никак ему не сыскать ее в такой кромешной темноте.

Лесь поднял голову – по небу летели две маленькие серебристые звездочки. Они нарочно летели так медленно, для того, чтоб всякий самый неповоротливый успел бы загадать свое желание.

Декабрь 1988 года.